Окаменевшее сердце

Окаменевшее сердце

…Девочки были чудесными. Однояйцовые близнецы, как две капельки похожие друг на друга. Беленькие завиточки падали на высокий лоб, незабудковые глаза и крохотные курносые носишки. Во сне чему-то улыбались и морщили лобики.

Такими впервые увидела их Ирина Петровна. Она в те дни как раз заменяла ушедшего в отпуск детского врача. Так вот, увидела и запали они ей в душу. Чем? Не объяснить. Только приходя на работу в детское отделение, она спешила их проведать.

– Ирина Петровна, – встретила однажды ее медсестра Шульгина, – мамаша-то ваших любимиц завтра выписывается и домой забирает только одну дочку…

– Как, – удивилась и забеспокоилась моя знакомая, – как одну?

В тот же день она сидела в палате Сомовой и объясняла ей, что девочек нельзя разлучать друг с другом, что близнецы – это целый мир, что…

Сомова сидела на кровати, спустив ноги в ярких розовых китайских тапочках, и равнодушно смотрела в окно. Все попытки Ирины Петровны хоть как-то достучаться до сердца молодой мамаши заканчивались провалом.

– У меня и одеяло одно, и коляска, – вслух размышляла Сомова, – куда я их двоих-то?

– Сомову не выписывать, – приказала заведующая отделением, – детей к ней в палату.

Все надеялись, хотели верить, что, подольше побыв с малышками, она не сделает рокового шага, полюбит обеих и не напишет отказную. Сомова и впрямь брала на руки то одну, то другую малютку, вглядывалась в лицо, разворачивала пеленки.

Может, одумается, – все отделение жило надеждой. Невиданное дело – близнецов разлучать.

Надежда теплилась до тех пор, пока однажды не увидели, как Сомова с двумя сверточками в руках нырнула в процедурную. Пришедшая туда несколько позже медсестра увидела странную картину: мамаша по очереди взвешивала на весах своих новорожденных дочек!

Судьба малышек была решена. Сомова забрала из роддома ту, которая оказалась на сто пятьдесят граммов тяжелее… Ей было дано красивое старинное имя –

Дарья.

Другую кроху перевели в детскую больницу, в палату, где уже находились двое таких же брошенных детей.

Это была судьба. Она же опять свела через какое-то время в одном отделении, только в соседних палатах, этих двух сестренок. По иронии судьбы обеих девочек назвали Дашами. И ту, что родная мать забрала из роддома, и ту, которую с любовью приняла в дочки чужая семья.

– Мне было интересно увидеть реакцию родной мамаши, – Ирина Петровна не может забыть той встречи.

Но, прежде чем сама Сомова увидела брошенную дочку, ее увидела четырехлетняя Даша.

Случилось это все в той же больнице. …В просторный больничный холл ребятня выходила побегать из тесных палат. Особенно людно здесь было после тихого часа.

– Мама, я погуляю, – Дашеньке Сомовой стало много лучше, и врач отменил постельный режим.

– Гуляй, – кивнула та и уткнулась в журнал.

Девочка выскользнула из палаты и направилась в холл. Навстречу ей шла девочка. Даша хотела толкнуть ее. Зачем она ее зайца взяла? В ее руках она сразу заметила свою любимую игрушку. Подойдя поближе, девочка остановилась. На нее смотрела девочка с ее лицом. Ничего не понимая, она протянула ручку к своему отражению. Рука наткнулась на теплое плечо.

– Даша?! – та кивнула головой.

– Даша!

Целый день малышки не отходили друг от друга. Сотрудники отделения просто плакали, глядя на них. Приемная мама Даши Левиной пыталась забрать девочку от Даши Сомовой, но начинался такой крик, такие слезы, что детям уступали.

Поразительно, но реакция самой мамаши Сомовой вначале была спокойной. Не узнать дочь она не могла. Но то ли себе, то ли любопытствующим сказала: «Я рада, что ее любят».

И только потом, когда после выписки Даши Левиной, ее другой дочке, Даше Сомовой, стало плохо, она спросила:

– Нельзя ли ее назад вернуть? Очень уж дочке плохо. Да и положение мое материальное сейчас стабильное…

Немного отступая, скажу, что к этому времени Сомова сумела открыть небольшой салон свадебных платьев. Руки у нее были умелые, интуиция и умение угодить клиенту тоже присутствовали… В общем, она вполне могла содержать не только двоих детей, а и побольше.

– Так мне можно ее вернуть? – повторила свой вопрос Сомова. – Она же родная мне…

Ее вопрос повис в воздухе.

Состояние девочки тем временем ухудшалось. Дашенька Сомова упорно отказывалась есть, отказывалась вставать с постели, ни с кем не разговаривала. К вечеру у нее начался жар… Сомова склонялась над ребенком и, кажется, просила прощения. Прощения, которого никогда не будет.

– Девочке было так плохо, – рассказывала мне Ирина Петровна, – что мы стали думать о самом плохом. Тяжелейшая депрессия после серьезного заболевания. Она лежала в постели, как маленькая старушка, и смотрела только на дверь. Понимаете, на дверь! Она ждала, что она откроется и войдет ее сестренка.

– А что мать? – мне хотелось узнать о том, что чувствовала мать девочки.

– Как и все, плакала, – Ирина Петровна не может говорить о ней спокойно, – только я не верю ее слезам. Бывают такие поступки, которым, наверное, нет прощения.

…А девочка все же поправилась. И говорила всем в палате: «Пойду гулять и найду Дашу. Я без нее не могу…»

Ольга Шило