Чужая жизнь

Чужая жизнь
Иногда приходится жертвовать своими интересами во имя чего-то главного. А иногда — делаем это просто потому, что так принято. Хотя это против твоих желаний. Журналистка Нина Русакова поинтересовалась, что стало через 20 лет с одной из ее героинь, которая стремилась «жить как все».

«На дне»

…Это было похоже на кошмарный сон. Хватаясь за натянутую проволоку, увязая в каше из снега и грязи, мы спускались в овраг. Там, на дне, светились огоньки. В одной из лачуг на дне оврага жила юная мать-одиночка, выпускница педучилища, с восьмимесячным ребенком. Рассказывая о себе, она плакала в голос. История самая банальная: любила парня, он, узнав, что девушка беременна, исчез. Из общежития несчастную выгнали, так она и оказалась на дне.

Во времена застоя к столичному журналисту обязательно «прикрепляли» местного функционера, чтобы он доложил потом в обком, куда корреспондент совал свой нос.

В этой командировке меня сопровождала Люся — приятная молодая женщина, тоненькая, черноглазая.

Возвращались мы с ней потрясенные. «И это в нашей стране, в наше время, — повторяла она, вырубая ступеньки тяпкой, которой нас снабдили внизу. — Мы завтра же пойдем к руководству города!»

Но то, что произошло «завтра», потрясло меня чуть ли не больше, чем землянка на дне оврага. Работник горкома прочитал нам лекцию о девичьей чести. И Люся его поддержала: «Правильно, девушка сама виновата. Я предлагаю пойти в ее училище и рассказать эту историю на собрании».

«Да как ты можешь? — кричала я на улице. — Сейчас девчонку надо спасать и ее грудного ребенка, а не о высоких материях думать. Ты что, полагаешь, с тобой никогда не случится беда?» «Нет», — глядя мне прямо в глаза, спокойно ответила Люся. «Почему?» — опешила я. «Потому что я всегда все делаю правильно». Обратно, в областной центр, мы ехали молча и расстались довольно сухо.

«Не воображай!»

Поселок, где жила Люся, находился в десяти километрах от областного центра. Главным тут считалось умение ладить с людьми, быть «простым», «не воображать», не скрытничать.

Еще в младших классах Люся видела, что может сделать коллектив с тем, кто рискнет противопоставить себя ему. Девочка хорошо рисовала, любила это занятие. Однажды она зашла в класс и увидела, как вокруг одноклассницы, которая вчера заходила к ней домой, собралась кучка учеников: «Представляете, она всех нас рисует!» Люся помнит, как страх пробарабанил по спине холодными пальцами, когда она увидела, как к ней направилась авторитет класса Зойка: «А ну покажи, что ты там намалевала!»

Люсю тогда не высмеяли. Но сигнал был дан: «Не выпендривайся, не воображай, будь как все». А «быть как все» — значит, на стороне сильного: директора, учителя или классного авторитета.

Это напоминало защитную окраску некоторых животных — они настолько сливаются с окружающей средой, что становятся неуязвимыми. Но человек не животное. И за свое желание быть «такой, какой вы меня хотите видеть» приходится расплачиваться.

Первый раз Люся ощутила это перед окончанием школы. Задавить природой данные способности оказалось не так-то просто. Она хотела поступать в художественное училище.

Зойка, узнав об этом, воскликнула: «С ума сошла! Для бабы что главное? Хорошо замуж выйти. А для этого надо поступать в «мужской» институт». И Люся подала документы в политехнический.

«Я не хочу замуж!»

Через день после нашего похода «на дно» мы отправились в обком партии — высшую инстанцию в области в то время. Его сотрудник оказался чуть умнее своего коллеги, и ему больше всего не хотелось огласки в центральной газете: «Мы пристроим девушку и ее ребенка, выплатим все положенные пособия, только не надо об этом писать». Люся сияла: «Вот видишь, видишь — есть справедливость на свете!» Она была рада… за меня. За то, что мое мнение совпало с позицией власть имущих.

Потом, приезжая в Москву в командировки, Люся часто останавливалась у меня. Больше всего ее интересовало, почему я не выхожу замуж.

— Думаешь, ты какая-нибудь особенная? У меня, может, тоже была неземная любовь. Но я нашла в себе силы справиться с ней.

В десятом классе за Люсей ухаживал курсант военного училища Виктор. У нее кружилась голова от этого безумного мальчишки, он заражал ее своим чувством. Но он был не похож на парней из их поселка, и Люся постоянно ощущала тревогу, страх, что совершает что-то неправильное.

А когда Виктор сделал предложение, общество «взорвалось». «С ума сошла! — крикнула свою любимую фразу Зойка. — Замуж надо на третьем курсе выходить!» Люся проплакала всю ночь. Но утром на душе стало легко и ясно: кончилась эта непонятная история, и она снова стала «как все», «вместе со всеми».

Люся действительно вышла замуж на третьем курсе. За парня с соседнего факультета. Он был местный, все одобрили ее выбор. Правда, накануне свадьбы Люся заболела какой-то тяжелой формой гриппа с высокой температурой. И в бреду кричала: «Я не хочу замуж! Я не пойду замуж!» Но, выздоровев, ничего этого не помнила и спокойно продолжала готовиться к свадьбе.

Каждый выживает в одиночку

Второй раз я приехала в командировку в этот город во время перестройки. Люся стала резче, решительнее. Однако вместе с жесткостью в ее лице появились какие-то черты растерянности. Она призналась: муж пьет, не работает…

— В принципе, все сейчас так живут, Зойка тоже, — Люся словно оправдывалась.

Привыкшая всегда «колебаться только вместе с линией партии», Люся уже предчувствовала настоящие перемены. Когда нельзя будет существовать «как все». Когда жестокие 90-е годы выкинут лозунг: «Каждый выживает в одиночку!»

…Люся плохо выглядела — в Москву она приехала на консультацию к врачам. «Когда я вышла замуж, у нас долго не было детей, — рассказывала она. — Я очень переживала. Вдруг — беременность. Только родила, опять забеременела. Врачи говорили, что со вторым ребенком надо подождать: организм очень слаб. Но я боялась: вдруг детей больше не будет? А у нас в поселке считается: если меньше двух-трех ребятишек — это уже не семья. Родила Колю. Это нам обоим боком вышло — у него больные почки, а у меня — целый букет недугов.

Но главное, Люсе казалось, что рушится вся ее жизнь.

Она винила в своих бедах демократов, «которые все развалили», друзей, «за доллар продавших самое святое», даже меня. Но в кaкой-то момент мне показалось, что на самом деле она злится на себя.

Люся хорошо теперь понимала, что жизнь — одна. Нельзя прожить ее сначала так, как хотят окружающие, а потом — как хочешь ты. Что в погоне за одобрением, за «соответствием» время, отпущенное судьбой, просочилось как песок сквозь пальцы.

— Как же так? — сокрушалась Люся. — Я могла бы стать художником, выйти замуж за любимого человека. Могла бы прожить другую, счастливую жизнь.

На развалинах Генуи

Недавно я нашла Люсю в Фейсбуке. Адрес был странный — Лигурия. Это же где-то на северо-западе Италии. Что она там делает?

Люся ответила быстро: «Да, моя жизнь круто изменилась. Я вышла замуж за итальянца и теперь живу недалеко от Генуи.

У нас на газопроводе тогда работали итальянцы. Я познакомилась с Марио, он мне сделал предложение. Муж мой к тому времени уже умер. Если бы ты знала, как бушевал поселок. Чем меня только не пугали! Но я уже решила не слушать больше никого — только свое сердце.

И оказалась права. Мой Марио — золото. Я даже не думала, что такие мужчины существуют в реальности. А главное — я снова начала рисовать. Пишу развалины Генуэзской крепости — картины охотно раскупают туристы. И я — счастлива!»

Я была рада за Люсю. И благодарна за тот урок, который она преподнесла всей своей жизнью: вместо того, чтобы стараться быть как все, надо искать свой путь. И только тогда ты обретешь счастье и покой души.