Наступление на ДЦП


Российские ученые разработали эффективную методику борьбы с детским
церебральным параличом. Наш корреспондент ведет репортаж из
Научно-терапевтического центра профилактики и лечения
психоневрологической инвалидности.

Готовясь к встрече с директором центра Игорем Арнольдовичем СКВОРЦОВЫМ,
я прочитал: “Детский церебральный паралич -группа детских заболеваний,
обусловленных внутриутробным поражением головного мозга,
черепно-мозговой травмой в родах, различными заболеваниями в раннем
детстве”.

Все до единого источника утверждали: ДЦП лечению не поддается. Метод,
разработанный под руководством доктора медицинских наук Скворцова,
наоборот, позволяет успешно лечить “неизлечимый” недуг. Как это
выглядит на самом деле? Скворцов с места в карьер предложил:
“Побеседуйте сначала с пациентами”.
Моя первая собеседница, Белкиза Калач, приехала с сынишкой из Косова.
По-русски не говорит, но понимает почти все.


– Впервые здесь?
Женщина отрицательно качает головой. Показывает на пальцах: в пятый
раз.

– Мальчика зовут Денис. У него болезнь Дауна. Генетический синдром, –
поясняет сопровождающая меня врач.
– Даун, – кивает Белкиза. – Олигофрения.
Сыну было восемь месяцев, когда она привезла его сюда в первый раз.
Лежал пластом. Не мог произнести ни одного слова. Почти не реагировал
на окружающее. Теперь ходит. Начал разговаривать. Очень
любознательный.

В четвертый раз приехала из Нижневартовска Надежда Аглиева с сыном
Сашей. Диагноз – ДЦП, спастический тетрапарез. Был почти полностью
парализован. Сейчас ему 2 года и 3 месяца. Улучшение началось во время
второго курса интенсивной терапии. Он самостоятельно переворачивается
со спины на живот, встает на четвереньки, сидит. Хорошо держит голову.
Научился произносить несколько слов.
– Довольны ли вы лечением?
– Очень… – голос у Надежды срывается, на глазах выступают слезы. –
Замечательные здесь люди… Побольше бы таких специалистов…
– Вы верите, что Саша поправится?
Прежде, чем ответить, она долго смотрит в окно на проплывающие в небе
облака.
– Верю. Знаю, это придет не скоро. Но придет обязательно.
Дашеньку Озерину родители привезли из Сургута первый раз в шестимесячном
возрасте. Врачи определили грубые нарушения функций головного мозга,
атрофию зрительного нерва. Надежд на исцеление никаких. Шесть курсов
лечения по новому методу сотворили чудо. Зрение восстановилось
полностью. Девочка весела, общительна. Любит петь. Читает наизусть
главы из “Евгения Онегина”.

В другом помещении бригада мать – врач – массажист учили малютку
ползать. Мама держала ребенка на весу, а массажист и врач согласованно
переставляли ручки и ножки. “Имитационная стимуляция”, –
прокомментировала завотделением Ольга Николаевна Тарасова. Правильной
ходьбе обучали карапуза постарше в соседней комнате. Мать поддерживала
его в вертикальном положении, а врач и массажист попеременно
переставляли ножки. Так, как они должны двигаться при нормальной
ходьбе. В коридоре его ровесник вышагивал в специальных “ходунках”.
Мама шла рядом, готовая в любую минуту поддержать начинающего пешехода.

Я поинтересовался, обязательно ли участие матерей в лечебных
процедурах.

– А как же иначе? – удивилась Тарасова. – Мама должна уметь делать все.
Инъекции, массаж, стимулирующие упражнения. Курс интенсивного лечения в
центре рассчитан на 10 дней. А потом ей все это предстоит делать
самостоятельно. При центре мы организовали постоянно действующую школу
матерей, в которой обучаем их уходу за больными детьми.
По моей просьбе Ольга Николаевна дала несколько советов будущим матерям,
как предупредить возникновение детского церебрального паралича и
распознать его первые симптомы.
– В период беременности необходимо строго выполнять все рекомендации
врача. Алкоголь, никотин, наркотики, стрессовые ситуации, чрезмерные
физические нагрузки следует исключить полностью. Внимательно наблюдайте
за младенцем. Если в 2 – 3 месяца он не держит головку, не следит за
игрушками, не реагирует на звуки, – немедленно обращайтесь к
невропатологу. Чем скорее вы это сделаете, тем лучше.
В тесно заставленном крошечном кабинетике директора центра яблоку негде
упасть.
– Почему до сих пор считается, что ДЦП не поддается лечению? – спрашиваю
ученого.
– Причин много, – вздыхает Игорь Арнольдович. – Начать хотя бы с того,
что процессы, протекающие в нервных клетках и центрах, практически
неуправляемы. Воздействовать на них извне почти невозможно.
Не удивительно, что традиционная терапия сводится к тому, чтобы
адаптировать, то есть приучить, приспособить, больного к сложившемуся
дефекту. Лучше хоть что-то, чем совсем ничего. Но ребенок-то как был,
так и остается калекой. Гуманная, на первый взгляд, адаптационная
терапия не оставляет ему никаких надежд на выздоровление.
У нас принципиально иной подход: устранить дефект, восстановить
нормальные функции пораженных органов. Избавить ребенка от тяжкого,
угнетающего бремени инвалидности.
Нам посчастливилось набрести на методику так называемого метамерного
введения лекарств, позволяющую пробиться к нервным клеткам и центрам и
влиять на то, что в них происходит. Тут мы, пожалуй, действительно
пионеры. Мы вводим биологически активные препараты в строго
определенные сегменты кожи, мышц, надкостницы, соединительных связок,
соответствующие пораженным участкам головного мозга. По нервным
волокнам микродозы лекарств быстро и “точно по адресу” поступают в
поврежденные нервные клетки и резко повышают их способность усваивать
сигналы извне.

Обычные инъекции – внутривенные и внутримышечные – такого эффекта не
дают. Физиотерапия по тому же метамерному принципу закрепляет и
усиливает действие лекарств. Мы получили возможность не только
оздоровить поврежденные недугом участки нервной системы, но и
командовать: “делай так, не делай так”. И они подчиняются. Медленно,
неохотно, со скрипом, но подчиняются.

– Команды – это…
– …специально разработанные нами методики стимулирующего воздействия
на двигательные, зрительные, слуховые анализаторы. Иначе говоря,
настойчиво и многократно повторяющиеся имитационные упражнения. Мы учим
ребенка держать правильную осанку, правильно сидеть, ползать, ходить,
различать цвета и звуки, общаться с окружающими, произносить слова,
интонировать фразы.

– В центре лечение платное?
– Первый год, понадеявшись на спонсоров и меценатов, мы платы за лечение
не брали. С москвичей, кстати, не берем и теперь. Когда же стало ясно,
что на меценатов и спонсоров рассчитывать не приходится, а на
федеральную поддержку – тем более, плату пришлось ввести. Десятидневный
курс интенсивной терапии обходится россиянам в шесть с половиной тысяч
деноминированных рублей. Сумма немалая. Но львиная доля получаемых от
родителей денег уходит на уплату налогов. Оставшаяся часть средств идет
на лечение и содержание больных, приобретение медикаментов, зарплату
сотрудникам, совершенствование методик.




Николай БОБРОВ