Плач одинокого ребенка

Плач одинокого ребенка

В последнее время в психотерапии появляется много новых методик. Мы решили опробовать на себе некоторые из них и познакомить с их плюсами и минусами наших читателей.

Московский психолог Вера Михайловна Раева использует в своей работе оригинальную систему под названием «Нейротрансформинг субъективной реальности». Она создана сотрудником Института инновационных психотехнологий, доктором психологических наук Сергеем Викторовичем Ковалевым. С нее начинается наш первый эксперимент.

Жизнь в гидрокостюме

Моя проблема — депрессии, периодически возникающие на пустом месте. Еще вчера было все вполне хорошо, а  сегодня мир может вдруг потерять краски. И прошлое покажется пустым, настоящее — бессмысленным, а будущее — бесперспективным. Антидепрессанты помогают, но на короткое время. И жизнь часто напоминает тяжелую вагонетку, которую я качу в гору. Почему мне так тяжело и можно ли что-то изменить — с этим вопросом я и пришла к психологу.

— Как физически ты ощущаешь свою депрессию? — спрашивает меня Вера Михайловна.

— Что-то давит, сжимает… Как будто на меня надели резиновый гидрокостюм на два размера меньше, и он не дает распрямить плечи, позволить дышать полной грудью.

Специалист дает мне пачку стикеров и предлагает обозначить ими на полу линию моей жизни — от рождения до…

— Когда, в какой точке появился этот «гидрокостюм»? — спрашивает психолог.

— Пожалуй, здесь, в самом начале. Мне было четыре года. Я жила с бабушкой недалеко от железнодорожной станции. В тот день, сделав из кубиков «поезд», я двигала его по столу. А поскольку на станции все время что-то говорили в рупор, то и я объявила: «Задавили девочку четырех лет». Я заметила,  как напряглась бабушка, и повторила еще раз. И тогда она меня отшлепала: «Нечего болтать всякую ерунду!» Я сжалась, заплакала. И с тех пор играла только в своем воображении, не произнося ни слова.

— То есть ты сама надела на себя этот «гидрокостюм». Ты решила, что не надо открываться миру, ничего хорошего из этого не выйдет.  А бабушка неслучайно испугалась. Она почувствовала, что ты уже в четыре года запустила программу самоуничтожения. И если ты ее выстроишь, то это может плохо кончиться, — объясняет Вера Михайловна.

— Нет, пожалуй, эта программа появилась еще раньше. Я еще говорить не умела, но помню, просыпалась от этого сжатия внутри и плакала.

— Тогда зайди за первый стикер — это время до того, как ты появилась на свет. Что предшествовало твоему рождению?

— Мама и папа были студентами. Мама забеременела на четвертом курсе. Как она потом рассказывала, долго не могла решить: оставлять ребенка или нет? Все складывалось против моего рождения: родителям надо было окончить институт, получить распределение, начать работать. Но мама боялась делать операцию — вдруг больше не сможет иметь детей? Однако пила какие-то снадобья, чтобы я не родилась. Безуспешно. Я появилась на свет, и меня отправили к бабушке — папиной маме. А бабушка, скажу я вам, характера была далеко не ангельского.

«Прости, малыш!»

Психотерапия — это скорее искусство, чем наука. Нам не дано знать наверняка, как устроено наше мироздание. Но как в театре мы можем принять условность игры актеров и совершенно искренне сопереживать их страстям, так и тут — создать свою модель мира, чтобы реально работать со своими чувствами. Допустить, например, что душа сама выбирает, где, когда и в какой семье ей воплотиться. Или какие-то высшие силы  дают ей такую судьбу, чтобы она усвоила уроки прошлой жизни.

Психолог предположила, что, возможно, когда-то, в прежних воплощениях, я не лучшим образом относилась к своему ребенку. И высшая справедливость поставила меня в такие условия, когда меня еще до рождения отвергали, не хотели, унижали и третировали. Я согласилась с Верой Михайловной: нелюбовь к детям, нежелание их иметь каким-то необъяснимым образом всегда присутствовали в моей душе.

— Если бы ты, несмотря на все, родила ребенка, полюбила, вырастила и сделала его счастливым человеком, возможно, твои депрессии оставили бы тебя. Но эта задача оказалась нерешенной, — говорит психолог.

Вера Михайловна предлагает мне попросить прощения у моего не рожденного ребенка. Как ни странно, я не чувствую искусственности ситуации, и слова сами рождаются, кажется, даже минуя сознание. Я представляю себе голубоглазого мальчика возрастом около года — он уже все понимает, но пока не говорит.

— Прости, малыш, что я не родила тебя. Но боюсь, я была бы плохой матерью и передала бы тебе свои несчастья. Вся моя энергия уходила на собственное выживание, и я думала, что на тебя просто не останется сил. Но возможно, я ошибалась. И именно ты дал бы мне эти силы. Прости меня! Я надеюсь, ты появился у других родителей, которые сделали тебя счастливым…

Мне показалось, малыш улыбнулся. Но в этот день я больше не могла работать.

Другая судьба

На следующей сессии Вера Михайловна предложила мне обратиться к моему Ангелу-хранителю и попросить дать волшебных родителей, которые смогут исправить то, что наделали реальные.

Я представила, что за моей спиной стоит необыкновенно красивая пара. Папа похож на Олега Янковского в роли Волшебника из «Обыкновенного чуда». Мама — Гвинет Пэлтроу в самом романтичном ее воплощении: длинные светлые волосы, тонкие благородные черты лица. Весенний цветущий сад, пение птиц, плетеные стулья на веранде. Легким белым парусом вздымаются занавески на открытых окнах и дверях прекрасного дома с колоннами. По вечерам там звучит божественной красоты музыка. Папа с хитрым прищуром смотрит на маму — с ее тонким  свободным платьем играет теплый ветер. Они молоды, красивы, счастливы — скоро у них появится ребенок: необыкновенная девочка-волшебница.

Я находилась в абсолютном уме и твердой памяти, но рассказ этот рождался откуда-то изнутри. Я не успевала не только ничего придумывать, а даже контролировать то, что говорила.

Я представляла себя счастливой веселой девочкой, для которой каждый день — праздник, полный приключений. Чудесный сад, окружавший наш дом, таил много загадочного и интересного. У меня было немало друзей — их притягивала моя неуемная фантазия, которую я и не думала скрывать. Я  полна сил, энергии, жизнерадостности. Меня любят такой, какая я есть. Мне легко и интересно жить!

— А теперь, когда у тебя есть силы, энергия и желание жить, надо простить своих реальных родителей. Они сами не знали, что делали. Сами не испытали ни любви, ни радости и не могли передать их тебе.

Честно говоря, раньше я много раз пыталась это сделать. Но не получалось… Обида, что они бросили меня на не очень-то добрую бабушку, как заноза, сидела в душе. Сейчас же, после того, как я напиталась любовью и жизненной силой моих воображаемых волшебных родителей, словно растаяла в душе та льдинка, которая мешала Каю из «Снежной королевы» видеть жизнь.

Я вспомнила, как мы с папой — моим, реальным — сидели на диване, укрывшись одной шалью. Он читал мне «Бежин луг». А я от страха затыкала уши и закрывала глаза. И все же мне было хорошо… Как однажды, уже взрослая, приехала навестить маму — а она только что вышла из ванной, разрумянившаяся, с волосами, заплетенными в две косички. Так мне хотелось поцеловать ее в эти розовые щечки! Но я знала, что это поставит обеих нас в неловкое положение. А бабушка… как, наверное, нелегко ей было растить такую сложную, такую нервную девочку!

В этот день мне легко было простить их всех за мою не очень счастливую жизнь. И попросить у них прощения — за вольные и невольные обиды, им нанесенные.

В полете

Дни, которые последовали за этим сеансом психотерапии, были удивительные. Словно этот «гидрокостюм», который сжимал меня, растворялся под воздействием какого-то вещества. Пожалуй, никогда ко мне не обращалось столько людей на улице: узнать дорогу, спросить время.

Я — человек невоцерковленный. Но тут мне вдруг захотелось пойти в храм и заказать Сорокоуст об упокоении моих близких — мамы, папы, бабушки, которых уже нет в живых. И я сделала это!

Есть у меня хобби — я шью игрушки из разных материалов. До сих пор я не могла найти ему применение: что-то дарила, немного продавала, участвовала в выставках. Но тут вмиг решила: их надо отнести в детскую больницу. Пусть ребята играют в мои теплые, с любовью сделанные мишки, зайцы и куклы, а не в китайские бездушные изделия!

Нет, жизнь не вагонетка, которую надо катить в гору. Сегодня она мне кажется головокружительным полетом.

«Ты больше не будешь одинока!»

В последний день нашей работы с психологом меня ожидала воображаемая встреча с собой — одиноким и несчастным ребенком. Я представила серьезную девочку лет пяти: она сидела за столом, покрытым клеенкой, и  отрешенно рисовала что-то на листке бумаги.

— Я знаю, тебе сейчас плохо, тяжело, одиноко, — начала я. — Но так будет не всегда. Я знаю, что говорю, ведь я — твое будущее. Ты увидишь много прекрасных стран, встретишь добрых интересных людей. Тебя будут любить, тобой станут восхищаться. Не бойся, не отчаивайся! Теперь я всегда буду с тобой. Я — взрослая сильная женщина и никому не дам тебя в обиду!

Я поняла, что моя депрессия — это плач одинокого ребенка. Но я не позволю больше страдать этой девочке. Я смогу и успокоить ее, и развлечь, и отдать столько тепла, заботы и любви, сколько ей нужно.

Я сумею теперь быть счастливой!