Понедельник, вторник, среда…

После инсульта или травмы головного мозга нередко наступает афазия –
расстройство речи. Как ее восстановить? На этот вопрос отвечает
кандидат наук, один из ведущих российских специалистов в этой области,
преподаватель Московского педагогического университета Марианна
Константиновна БУРЛАКОВА. Недавно вышли две новые ее книги, ставшие
настольными пособиями специалистов: “Коррекция сложных речевых
расстройств” и “Речь и афазия”.


Принято думать, что при утрате речи едва ли не главная беда в том, что больной перестает понимать окружающих. Это верно, но лишь отчасти, – с такой вот неожиданной посылки начинает нашу беседу Марианна Константиновна. Оказывается, подчас складывается прямо противоположная ситуация: больной адекватно воспринимает происходящее, а его не понимают: раз, дескать, не говорит, значит, ничего не смыслит.
– Однажды после тяжелого инсульта, – вспоминает она, – к нам поступил крупный ученый-конструктор, один из создателей космических ракет. На все, о чем его спрашивали, он отвечал двумя словами: “и вот” и “мыло”. Это так называемые речевые эмболы, устойчивые стереотипы. Преодолеть их не удавалось. В течение трех месяцев его словарь не удалось пополнить. Скоро, однако, я убедилась, что он свободно читает про себя, правильно воспринимает прочитанное, а когда его ученики приносят ему свои работы, делает на полях осмысленные и ценные для них замечания.
Окружающие, однако, так и не смогли до конца преодолеть отношение к нему как к человеку, который будто бы плохо ориентирован в обстановке. И вот, когда он уже вернулся домой, мне вдруг звонят: “Приезжайте, пожалуйста! С ним что-то происходит, он перевернул весь дом”. Приезжаю. В его комнате раздвинут огромный, длиною метров шесть, стол, на нем рядами разложены рукописи, книги. Всякий раз, когда жена пытается приблизиться к столу, он буквально рычит на нее: “У-у-у!” Тут же один из его учеников, молодой доктор наук. Забился в угол, тоже не знает, что предпринять. От математики я, конечно, далека, но приметила: в разложенных на столе материалах есть какой-то порядок, последовательность, на раскрытых страницах рукописей и книг – значки, пометки.
Посоветовала молодому ученому: “Вы бы посмотрели, что он тут разложил!” Тот нехотя подошел к столу, но очень скоро погрузился в формулы, поглощенный тем новым в его науке, что неожиданно открылось перед ним. Воскликнул в восторге: “Это же готовая монография, осталось написать сопроводительный текст!”. Мой больной торжествовал: “О-о-о!” Эта монография была опубликована, а мне удалось восстановить у больного и определенные речевые навыки.
Так что самое главное, самое первое – научиться понимать больного, видеть в нем полноценного человека, установить с ним надежные взаимные контакты. Многие из тех, кто практически онемел, полностью сохраняют интеллект, но им трудно убедить в этом окружающих.
– Выходит, лечение больного следует начинать с “излечения” его близких, его окружения? Лечить их от невнимания, от неспособности проникнуть в душевный мир близкого человека.
– Увы, это так. Очень важно также найти с больным какую-то общую тему для разговоров, обмена мнениями. У меня, к примеру, был подопечный, который увлекся “Ямой” Александра Куприна. Мы с ним с помощью жестов, мимики, а потом уже и с помощью слов, которые он научился выговаривать, обсудили всех персонажей повести, все ее сюжетные линии.
Больного с самого начала необходимо утверждать, укреплять в мысли, что он обязательно заговорит. И не охать, не ахать. Обращайтесь с ним бережно, ласково, но без сюсюканья. Внушайте ему, что он самый мужественный, самый сильный, все его любят, готовы ему помочь. К сожалению, даже врачи иногда позволяют себе обсуждать состояние их пациента в его присутствии: он, дескать, все равно ничего не смыслит. Неправда. Больные даже по интонации улавливают, кто и как оценивает их состояние.
– В представлении многих восстановление речи – дело долгое, мучительное, но не особо-то хитрое. Детей ведь каждый учил говорить: “Скажи мама!”, “Скажи каша!”.
– Это большое и очень опасное заблуждение. Да, чем раньше начнешь занятия, тем больше надежды на успех, но все равно никакой самодеятельности допускать нельзя. Ничего не предпринимайте, пока не посоветуетесь с логопедом-афазиологом. В зависимости от того, какая часть мозга поражена, существует шесть форм афазии, и каждую лечат по особой методике. В моем последнем пособии они детально описываются. Если не знать этого, можно все и навсегда испортить. Слово – это инструмент посильнее скальпеля.
Вот, скажем, артикуляторная афазия, когда больной значения слов не забыл, но разучился воспроизводить звуки речи. В этом случае помогает пение (со словами) и повторение так называемых автоматизированных речевых рядов: “один, два, три…” или “понедельник, вторник, среда…” Но не дай вам Бог эту же методику применить при заднелобной афазии. Все кончено. Эти больные очень инертны, и сколько потом ни бейся, ничего кроме пения вы от них не услышите.
– Но есть, наверное, какие-то приемы, методы, полезные и допустимые при всех вариантах афазии?
– Есть, хотя снова повторю: без предварительной консультации с логопедом-афазиологом ничего не делайте. Ни в коем случае. И в дальнейшем периодически советуйтесь с ним. Начиная занятия в первую очередь постарайтесь восстановить у больного понимание речи. При этом максимально используйте глагольные конструкции. Самые простые: “Возьми лимон!”, “Поешь!”, “Дай стакан!”, “Подвинься!” Глагол – наиболее уязвимая часть речи и вместе с тем ее основа. Побуждая больного к действию, вы восстанавливаете его внутреннюю речь, это один из самых верных путей к излечению. Одновременно предложите больному читать и списывать слова, которые он произносит. Восстановление речи, письма, чтения должно идти параллельно, одно помогает другому. Очень полезно переписывать какие-то слова, фразы.
Сразу заведите толстую тетрадь, все упражнения пусть фиксируются в ней. Ошибки исправляйте деликатно, а можно и вообще не исправлять их, так как больной может обидеться или разувериться в своих силах, замкнуться, бросить учебу. Некоторых приходится заново учить счету, сложению, вычитанию. Поначалу давайте задания в пределах десяти.
Сколько заниматься? На первых порах по 10 – 15 минут два – три раза в день, а через месяц – полтора после начала занятий по 30 – 40 минут два раза в день. Не так уж и много, но процесс восстановления речевых расстройств растягивается на срок от полутора до двух с половиной лет. И ни одного дня нельзя пропустить. Достигнутый успех очень легко растерять. Отмечайте даты занятий. Так ощутимее, понятнее станет, чего уже удалось достичь, а какие сложности не преодолены.
– Марианна Константиновна, ваш последний труд представляет собой сборник упражнений, рассчитанных на конкретные формы афазии, как вы уже это отмечали. Охарактеризуйте хотя бы в общих чертах одну из ваших методик.
– Упражнения, разработанные мною, испытаны, опробованы на протяжении десятилетий. Они вернули в мир говорящих сотни казавшихся безнадежными больных.
Повторю, на первый взгляд, все очень просто. В действительности, за этой внешней простотой огромные трудности. Я, например, не уверена в том, что современные компьютеры хоть в какой-то мере приближаются по сложности к тем устройствам, взаимосвязям, взаимопереплетениям, которые наш мозг использует для управления речью. Человеческая речь, сопряженная с мыслительными процессами, – высшее достижение природы.
Возьмем, к примеру, акустико-гностическую, иначе сенсорную, афазию. Ее удается преодолеть года за полтора. При этой форме афазии больной как бы не слышит вас, возбужден, расстроен, говорит неведомо что, поскольку потерял слуховой контроль над речью, она превратилась в “салат” из набора нечленораздельных звуков.
Что тут самое важное? Прежде всего добейтесь, чтобы больной осознал свое состояние. Предложите ему элементарные арифметические примеры – 3+3, 6-2. С этим заданием он не справится и поймет, наконец, что нездоров. Вслед за тем постепенно переходите к списыванию слов. Потом попросите больного списать с подготовленного вами листка свое и ваше имя, имена близких ему людей, пусть он копирует их, размещая буквы в клетках.
Это самое начало. Уроки рассчитаны на многие месяцы упорных занятий. Если они будут проработаны, больной начнет читать, его речь станет понятнее, под диктовку он будет писать целые предложения. Вместе с тем находить нужные слова ему еще нелегко, он часто заменяет существительные на местоимения, смешивает окончания существительных и глаголов. Несмотря на это, речь больного практически уже стала постоянным средством общения. В дальнейшем можно добиться и большего.
– Афазии у мужчин и женщин чем-то отличаются?
– Ничем. Правда, мужчины больше подвержены инсульту, а женщины быстрее смиряются с тем, что им уже не вернуться на работу, и погружаются в домашние заботы. Но это если они уже в возрасте.
У молодых все иначе. Я и сейчас, спустя десятилетия, поддерживаю контакты со своей бывшей пациенткой Танечкой. Умница, знала семь языков, блестяще училась в МГУ, но в 21 год попала в аварию и утратила речь. Билась в истерике, была в страшной депрессии, мы с трудом ее вывели из отчаяния. И вернули работоспособность. Она окончила университет, состоялась как специалист и до сих пор трудится.
Мы всегда верим в будущее своих больных, в то, что они вернутся в мир говорящих.