Странное счастье

До старости ребенок

В середине 90-х годов я проводила отпуск в подмосковном пансионате. За окном лил холодный осенний дождь — был типичный «не сезон».

В те редкие дни, когда переставал дождь, я предпринимала недалекие прогулки. И каждый раз рядом со мной неизменно оказывалась юркая сухонькая женщина. И хотя Александре Васильевне было далеко за 60, у меня все время возникало ощущение, что я говорю с дошкольницей. «Мама сказала», «мама считала», «мама утверждала»… — вся речь ее была пересыпана этими выражениями.

— Я так переживала, когда она умерла 10 лет назад, — сказала она со слезами на глазах, — что если бы не сын, не знаю, что было бы со мной.

Леонид окончил иняз, как и Александра Васильевна, недолго был женат, развелся и теперь снова живет с матерью.

— Совершенно беспомощный человек, — сокрушалась она. — Не может разогреть даже суп! Вот сейчас, я уверена, питается одними хлопьями с молоком. Он пропадет, просто пропадет без меня. Вот если бы нашлась хорошая женщина.

Тут до меня дошло, почему Александра Васильевна именно ко мне воспылала такой симпатией. Я была единственной женщиной в пансионате в возрасте ее сына. Поняв это, я несколько дней избегала ее общества.

Однако одуряющая скука и бесконечный дождь сделали свое дело. Как-то Александра Васильевна упомянула, что Ленечка приедет на выходные. Я подумала: а почему бы и нет?

Мир пожилых женщин

Плотный, широкоплечий, в тяжелых очках в темной оправе, Леонид был похож на дом с закрытыми ставнями, наглухо запертой дверью и обнесенный высоким забором.

Осень, вдруг спохватившись, подарила теплые, ясные дни. И мы шли, уже втроем, шурша прелыми листьями. Леонид все время молчал, лишь изредка подавая для приличия какие-то реплики.

Говорят, болтун — находка для шпиона. А мне кажется, наоборот, молчун. Что может сказать болтун, кроме известных истин? А вот если «разговорить» человека, не слишком склонного к откровению, можно узнать многое. Как-то под благовидным предлогом Александра Васильевна исчезла, и Леонид сначала нехотя, иронично, потом все более и более откровенно стал рассказывать о себе.

— Когда я был маленьким, мне казалось, что весь мир состоит из пожилых женщин. Дома — мама и бабушка. В коммунальной квартире, где мы сначала жили, обитали тоже одни женщины. С ребятами мне дружить не разрешали: «Ничему хорошему они тебя не научат».

Леня рос толстым, рыхлым, болезненным мальчиком. Лучшего объекта для дразнилок и придумать было нельзя.

— Мои школьные годы были заполнены мучительной боязнью, — вспоминает он. — Я боялся и ненавидел всех: одноклассников, учителей, мать, бабушку.

Закончилось все это плохо. У Леонида произошел нервный срыв. Он целый день валялся на полу, бился головой и кричал: «Я вас ненавижу! Я не хочу вас видеть!» Мальчик потом полтора месяца пролежал в больнице.

После этого случая Александра Васильевна и ее мать стали сдерживать свои горячие чувства к Лене. Но если мальчик приходил домой позже назначенного времени, в квартире его встречал стойкий запах корвалола.

— Влюбился я на втором курсе. Это была удивительная девушка, — вспоминает Леонид. — Она из саратовских немцев. Какая-то простая и таинственная одновременно. Она казалась недоступной мне и по другой причине — у нее на правой руке было обручальное кольцо.

Даже самому скрытному человеку хочется иногда поделиться. Особенно если его постигает такое грандиозное чувство — первая любовь. А рядом — только мама и бабушка.

— Что тут началось! Мама рыдала: «Вот так растишь, растишь, всю душу вкладываешь, а потом придет какая-нибудь вертихвостка и уведет сына».

Наступил вечер. Александра Васильевна нашла нас в парке и заторопила сына: ему пора было возвращаться домой. Мы обменялись телефонами и расстались.

Любовь под контролем

Странно, но он позвонил. И мы встретились уже в Москве. Мне было интересно, как же складывались его отношения с девушками при таком тотальном контроле со стороны мамы и бабушки. Ведь от Александры Васильевны я знала, что ему даже удалось жениться…

— Мой первый роман был в издательстве, где я работал после института. С женщиной, которая старше меня на двенадцать лет.

Людмила не скрывала, что он ей нужен «для здоровья». А Леонида разрывали противоречия. То ему казалось, что он жить без нее не может, и он умолял выйти за него замуж. То ненавидел ее… Дело в том, что Людмила обращалась с ним, как с ребенком. Когда у него все хорошо получалось, она говорила ему: «Молодец!» Иногда ему становились противны ее поцелуи, они жутко напоминали мать и бабушку, которые донимали его своими ласками.

А еще… Они с Людмилой убегали на час раньше с работы, чтобы Леонид мог вовремя вернуться домой, не вызвав никаких подозрений. В конце концов, женщина не выдержала: «Я понимаю, когда у мужика жена, дети. Но ты-то, ты-то — свободный человек!»

«Я тоже женат, — ответил Леонид. — «Женат» на своей матери».

Больше они не встречались.

— Я понял, что в моей ситуации возможен только один вариант: привести в дом жену и жить с ней на глазах у мамы и бабушки. В 30 лет я женился, в 32 — развелся.

Скандалы начались на третий день. Бабушка, кажется, сначала мыла картошку, а потом чистила. А жена, наоборот, сначала решила почистить. Потом мы переехали к жене. Но каждую ночь — телефонный звонок: то мама умирает, то бабушка. Хватаю такси, несусь на другой конец города, приезжаю — обе мирно спят. Я понял, что жизни все равно не будет, и вернулся домой.

Я смирился со своей участью, куда теперь денешься? Тем более что бабушка умерла и мама осталась одна. Да, собственно говоря, я уже и не хочу ничего. У меня все есть: мама стирает, убирает, готовит. Общения мне много не надо, да и вряд ли кто-то меня может понять лучше, чем мать, — размышлял Леонид.

«И маму жалко, и себя жалко»

Прошло еще несколько лет. Леонида я нашла на сайте «Одноклассники». Мы встретились в маленьком ресторанчике. Мой знакомый почти не изменился: только, казалось, еще больше врос в землю.

Я осторожно поинтересовалась, жива ли его мама.

— Да, живее всех живых, — с усмешкой произнес Леонид.

Они по-прежнему жили… хотела написать «вместе», но нет, что-то изменилось, пожалуй, теперь они обитали в одной квартире.

— Мама — человек пожилой и не совсем здоровый, бросить ее и уйти — это просто непорядочно. Но где-то лет пять назад я стал понимать, что все-таки это ненормально. И начал борьбу за независимость, — рассказывал Леонид.

Он потребовал не входить без стука в его комнату, не рыться в его вещах, не требовать отчета: чем он занимался, где был, что думал.

А потом случилось настоящее чудо: на своей новой работе Леонид встретил женщину и впервые в жизни полюбил. У Анны было двое маленьких детей — муж ушел от нее, испугавшись, что младшая будет инвалидом — так им сказали врачи. Словом, жилось ей очень трудно. Но она все успевала и никогда не нервничала.

Однажды, услышав, что у нее дома надо заменить розетки — младшая уже ползала и норовила туда что-нибудь засунуть — Леонид вызвался помочь ей.

— Меня колотило тогда так, будто через меня самого проходил ток. Удивительно: раньше я искал женщину, которая могла бы создать мне такой же комфорт, как мама, — рассказывал Леонид. — А теперь мне самому хотелось окружить заботой эту женщину и ее детей. Я набрался храбрости и попросил Анну остаться у нее на ночь.

— Ты с ума сошел, с какой стати? — сказала она.

— Да, нет, я не в смысле интимных отношений. Просто позволь мне спать с тобой в одной комнате.

Мне хотелось слышать ее дыхание, дышать с ней одним воздухом, утром собирать ее старшую в детсад, возиться с младшей. И Анна поняла меня. Я не знаю, как дальше сложатся наши отношения, но сейчас мне кажется, я готов на все, чтобы сделать ее счастливой.

— А как же мама? — спросила я, зная, как она относилась к любой женщине, пытавшейся «украсть у нее мальчика».

— Знаешь, а мне все равно. Я просто говорю ей, что не приду ночевать, и отключаю мобильный. В конце концов, ей ничего не остается, как смириться с этим.

…Как-то нелепо мы с мамой прожили свою жизнь, — сказал он, когда мы уже прощались, — хотели осчастливить друг друга, а получилось наоборот. И как жаль, что уже так много упущено…